Прогулку по здешним коридорам Лартер бы ни в какую не устремился бы назвать увлекательной, хотя все эти шорохи во внешне пустых коридорах наводили на определенного рода мысли по типу умозаключения о приезде новичков. Большого количества новичков. Теперь их открытые этому празднику извращений души и тушки наверняка тяготели друг к другу с непристойным желанием устремить друг в друга разгоряченную плоть или уже слишком уж искушенные в извращениях господа инструкторы или просто средний и высший офицерский состав наловили себе в соответствии со вкусами и желаниями кого-нибудь свеженького, как местная отборная газонная травка. Только вот его самого перспектива трахать все, что движется сейчас не привлекала, в голове его гнездилась совершенно другая проблема с воистину шпионским решением - кто-то отравил его кошку, пока он отсутствовал, но в это время никого не было дома точно - напутствий по кормлению кошки он никому не оставлял, а гостей не было, что выявилось при проверке. Что ж, очередное задание, можно сказать. Кошка, благо, была спасена еще на ранней стадии отравления и сейчас благополучно поживала у Томми, гитариста, кто уж точно ее не обидит. Версии о выявлении кандидатуры злоумышленника были уже составлены и почти все проверены. Похоже, что подтверждается действительно только то, что поклонницы Томми - настоящие психички. Так же в голове стоял тихий, но от этого не менее назойливый гул, вызванный журналистами на очередном интервью сегодняшним утром, когда Алекс высказался, что видит в очень популярном сейчас немецком рок-исполнителе (от рока там на деле лишь слово) как о идеале пассивного гомосексуалиста, при этом бедняга, несмотря на свою внешнюю расфуфыренность, все-таки натурал. Грядущий общественный резонанс в шоу-бизе уже продемонстрировали корреспонденты своим видом, шушуканьем и шуршанием бумаг. Все то, что было только сегодня утром непременной составляющей эпатажной яркой жизни теперь было несусветной дальней далью, сейчас только щелчок ручки и полутьма квартиры. Больше ничего. Прекрасная чистая на детали и факты действительность, темный прямоугольник, остальное - к черту. Скользнув в сумеречное пространство с присущей ему безупречной бесшумностью, удалился в свое личное пространство, медленно избавляясь на ходу от порядком промокшей одежды.

Резкая волна раздражения окатила Алекса с головой, почти так, как сегодня это сделала машина на бульваре водой из мутной, но, как оказалось, вполне глубокой лужи. Сия волна явно не принадлежала самому Алексу, там более шла откуда-то со спины и пробивала насквозь, отсюда вывод - все предыдущие старания были напрасны и сосед проснулся, да еще и не очень был расположен принимать гостей, а сожителя тем более. И только ведь Алекс возьми да и повернись (врага надо знать в лицо, не так ли?) к соседу, как аккурат в лицо ему залепили хлестким галстуком. Лартер, поморщившись, вознес молчаливую молитву этому прекрасному человеку напротив, представив, как в очаровательное лицо товарища спецагента впечатывается не галстук, а пряжка ремня. Отсюда он был искренне рад, что тут Лекс не проявляет никакого эротизма, сохраняя тем самым рабочий инструмент соседа от ненужных взаимовлияний. Прищурившись, вошедший внимательно, насколько это возможно в полумраке комнаты разглядывал того, кого так неосмотрительно потревожил, однако внимательность была совсем незаметна да легким налетом аристократической скуки.
- Да-да-да, я тоже очень рад тебя видеть. - немного устало бросил внешне непроницаемый Лартер. Голос его был без преувеличений чарующ и являлся, пожалуй, главным инструментом его работы. Как еще было бы возможно просочиться в такую скользкую и сомнительную частичку общества, не имея такого голоса? Теперь он по праву опьянял не сотрудников МинОба, а многочисленную благодарную публику. Впрочем, когда Алекс возвращался "домой", сотрудникам тоже кое-что перепадало, и сейчас это немного уставшее ленное, но все такое же звучное "кое-что" перепало Лексу.
- Извини, что разбудил.

Очередной ехидный выпад от мистера Лутера не заставил себя долго ждать, Алекс лишь полоснул его взглядом искоса. Поморщившись под конец его тирады, немного раздраженно поразмыслил насчет того, чем же на этот раз насолило его появление. Временем? Да, рановато для него, но нужно еще было сдать отчет, сразиться в неравном бою с факсом и еще много чего, исходя из этого брюнет очень умело разыграл перед продюссером, группой и иже с ними больного, тем более что после этой пресс-конференции его мучила неподдельно адская мигрень. И все это стечение не очень приятных обстоятельств располагало к одной только, но четкой мысли: -Любишь меня злить, сука... Так же сосед явно был не в восторге от того, как Алекс выбрал избавиться от одежды, но зачем напрягаться, когда настроение и так не и черту, да и горничная придет с утра пораньше. - Отвали., - расколов намерения соседа и не отказывая ему в удовольствии упиться своим раздражением, Лартер резко стащил с себя рубашку, звякнув жетонами, и швырнул ее куда-то вглубь своего жилого пространства, деловито подопнув туда же все остальное. - Какое участие!, - еще одна раздраженная мысль при вопросе Лекса. Удивительно, какого он вообще заинтересован в этом вопросе, но все быстро встало на места разбитого холодом и сыростью мозгу Лартера. Конечно, очередной повод для подкола. Но эта цель была столько же основной, сколько второстепенной. Просто необходимо было выяснить, будет ли он всегда такой ранней пташкой и, отсюда, всегда ли он будет мешать ему своими ранними приходами. Но Лекс был из соседей, кому помехой быть даже приятно, так как ты мешаешь ему спать, а не с любовником развлекаться. Алекс вообще не помнит на своем веку, чтобы этот чертовски сексуальный деловой тип кого-то приводил домой. Оно и к лучшему. Ему даже в какой-то мере нравилось мешать мужчине. Он всегда был таким деловым и погруженным в свои делишки и подковерные игры, что было необходимо оторвать его от всей этой суеты, иногда даже такими нестандартными методами, как элементарная бытовая ругань.
- А что, хочешь развлечься? Валяй. Тебе чего: спеть, станцевать, стихи рассказать или анекдот? А может, массаж сделать?, - с наигранной услужливостью сквозь зубы поинтересовался брюнет, запинывая куда-то пакет из магазина. Зазвенели бутылки.

- Заметил., - учтиво улыбаясь в ответ, проговорил Алекс, не отрывая взгляда от разоблачающегося собеседника. Признаться, он не рассчитывал, что тот выберет именно последнее, но как раз-таки его усталость располагала именно к последнему - песни и танцы были бы более уместны, если бы они с Лексом уже изрядно приняли на грудь, а анекдоты для усталого человека могли быть только очередным раздражающим фактором.
- Не волнуйся, тебя-то с микрофоном вряд ли спутаешь. Ложись давай на живот., - деловито кивнув, певец ожидал следования его словам, конечно, не без толики ворчания - Лекс наверняка не привык подчиняться ни в чем и даже не такое деловитое общение мог чего-нибудь выдать. С другой стороны, это нелогично, а он не любит распаляться зря.
- И о лишних движениях не беспокойся. Не знай я, что делаю - ничего бы не предложил., - похлопав блондина по плечу, лениво заверил Лартер без тени сомнения во вкрадчивом, как легкая ласка умелой куртизанки голосе.
Складывающаяся ситуация забавляла Алекса, но зная патологически серьезный трудоголический, а кое-где даже сварливый характер Лекса, одно-то он мог сказать уверенно -  коварным соблазнителем Лартеру точно в данном контексте выступить не придется, да и не помышлял он об этом, он все больше был за спонтанность. Тем белее с таким привыкшим к строительству планов лицом, как Лутер, спонтанность эта была на грани необходимости. Но увы что-что, а вот эротический аспект касательно него он судить не мог. Впрочем, оно к лучшему... Было бы, будь они друзьями, а они, честно говоря, черт знает кто - склонный к дефинициям Алекс, тем не менее, предпочитал не лезть в такое невнятное поле.
Деловито нависая над давшимся в его руки главой всея юристов, брюнет устало приподнял уголки губ.
- Викиликс? Слышал о них, но они вроде не специализируются на таком. Вообще, в обществе ставится под огромное сомнение качество выдаваемой информации, так как порой там всплывает откровенный бред, но знаешь, что думаю я? - тут он склонился ближе, к самому уху мужчины, понизив голос - Обществу просто подсказали, как надо думать, так как время от времени там всплывают грязные секретики Правительства, скрываемые впопыхах или быстренько определенные, как "неподтвержденная информация"., - последняя фраза прозвучала весьма и весьма иронично из уст звездной ехидны.

- Ты знаешь.. Если не родитель, учитель или инструктор, то ты сам или жизнь научит., - мимолетная улыбка - Ну не мне тебя учить, правильно? Ты это знаешь прекрасно, даже лучше меня, наверное.

Все же жизненный опыт не напрямую зависел от возраста. Сравним Алекса и Лекса - абсолютно разный опыт в их одинаковые двадцать восемь полных лет. И, судя по разительному отличию опыта одного от опыта другого сказать, у кого же из них его больше практически наверняка возможным не представлялось.

Вопрос о Викиликс уж точно не относился к разряду случайных, учитывая то, что правительственная, в частности, пентагоновская грязь всплывала там с завидным постоянством в последнее время. Внешне Алекс совсем не изменился, но внутренне насторожился - не так давно ему поступало предложение заняться "стукачеством", но он благородно отказался. Почему? Скорее всего не от огромной и неразделенной любви к Родине, а от того, что опасался дальнейшего влияния на его светскую карьеру. Ведь как возвели его в князи, так и могли обратно носом тюкнуть, правда, для пущей натуральности Алекс сам прошел многочисленные кастинги на Американ Айдл, а дело МинОба было последним - они могли вмешаться в любой момент, если бы "их человек" не попал туда, куда надо. Но он попал. И, в принципе, ничем теперь им не обязан. И только он открыл рот с целью продолжить животрепещущую беседу, как Лекс взбрыкнул, как своенравный дикий скакун и опрокинул Лартера на постель, предварительно позволив удариться затылком о стену -  не из приятных ощущеньице, но тут же Лекс возопил, как ужаленный о причине столь несносного поведения. Алекс задумчиво потер пальцы.

- А что, неплохая альтернатива контрастному душу... Была. Пошли-пошли, нашел мертвеца., - на последней фразе брюнет скатился в бурчание. Недовольное, конечно. Сложно было бы представить довольное в целом, еще сложнее после произошедшего, а с учетом показной маски Лартера - так и вовсе затруднительно.
Плюхнувшись на стул, согнул ногу в колене и положил на другую, состроив нехитрую трехвершинную геометрическую фигуру. Согни так же вторую и прижми к себе ближе - это уже было бы какое-то интернациональное турецкое восседание. Шмыгнув носом, Алекс внимательно следил за каждым движением Лекса - скорее по привычке, чем из необходимости.

Отредактировано Alex Larter (2010-10-30 21:00:10)

Привычный жест Лекса говорил об искушенности в вопросах алкоголя и культуры пития. Приятно было смотреть на три вещи: огонь, воду и как Лекс тестирует коньяк. - Стоп, - мысленно одернул себя Алекс, профессиональное умение наблюдения за людьми и распознавания их характерных черт, доведенное до автоматизма, уже влезло и сюда. Но наблюдать за его размеренными неторопливыми движениями, без исключений, было приятно. И здесь уже никаких профессиональных оценок, только личные предпочтения - здесь и сейчас себе можно было позволить такую роскошь, своеобразную вольность для его постоянно напряженного наблюдательного взора.

- Вот как?! Я запомню. Мне бы действительно не помешало., - погасив эротизм в голосе в пользу скепсиса, деловито заявил Лартер.

Он брал бокал, чуть склонившись в сторону Лекса, медленно, накрывая кончиками пальцев края, грубо говоря - с верхней части и очень аккуратно, как бы подкравшись. Изящество плюс пружинистая сила - вот что привлекало в его манере. Вроде бы и вполне допускаешь себе, что он поддастся, но на деле он сам мог выкрутить тебе руку, заставить беспрекословно подчиняться ему - не важно, болью или лаской - пути находились всегда. И взгляд, и жест - все было двояко, но сейчас он не играл на этом и вел себя предельно просто, не вслушиваясь в полутона голоса оппонента специально, но автоматически, машинально, в фоновом режиме, будто бы записывая на пленку, чьи катушки крутятся внутри, в глубине проницательного взгляда с тусклым блеском глаз, которые сейчас под стать погоде и увлекательному рандеву вымокшего до нитки Алекса с дождем были серыми. Серость эта была не грязной, но прозрачной и пронзительной, настолько чистой и играющей этими гранями влажно блестящей чистоты, как только мог с виду невзрачный, но бесспорно приятный серый цвет.

- Тост? Будет тебе тост! Щас спою!, - хохотнул Лартер, для чистой условности, требуемой тостом, приподнимая бокал, - Так. Высоко в горах летел орел.. Не-е, что-то не то, а, вот. Нам сейчас знаешь, что подойдет? Лаконично и разумно. Желаю, чтобы ВСЕ., - и новая улыбка проявилась на губах Алекса, как написанные невидимой ручкой шпаргалки или признания в любви на стенах подъезда флюоресцентной краской. Тост был оригинален своей незавершенностью, как казалось изначально, и именно этим всем и подходил. Шоумен вообще старался по возможности избегать избитых ходов, будь то интервью или тост - сплошной моветон и безвкусица, когда люди слышат то, что ожидают. Ну, или видят... Главное, чтобы не стала неожиданность ожидаемой, как стало модно быть немодным. Да, звучит запутанно, но, черт возьми, это ныне так!

Приятно было еще то, что честный, если не до мозга костей, то в этом плане точно Лутер не прятал взгляда и тоже разглядывал собеседника, да и почему бы не поглядеть на в кои-то веки нарисовавшуюся фигуру сожителя? Ну вот, то-то. Тем более, законодательством Соединенных Штатов это пока не запрещено, уставом Пентагона - тем более. Взгляни, погляди, разглядывай, сверли взглядом -  да пожалуйста, сколько влезет! К тому же, чего скрывать - ему нравился этот непритязательный взгляд - не раздевающий, не съедающий, но щекочущий кожу, как порхающие по шее, ключицам и плечам кончики пальцев.

- Знаешь, если у них и есть журналисты, то не очень много и не очень квалифицированные, как правило, туда поступает непроверенная информация - от сердобольных истинных граждан или викиманов и от "анонимных доброжелателей". Последний пункт как раз самый интересный, да и нельзя брать в расчет фамилию под куском печатного текста, как наименование автора. Как правило, блистательные юные выскочки так и жаждут выбиться в дамки благодаря перлам таких вот "доброжелателей", а последним это тоже понятным образом на руку.

Отредактировано Alex Larter (2010-10-30 23:00:57)

Тост был произнесен, строгая юридическая комиссия на противоположном конце стола одобрила - что ж, жизнь удалась. Теперь можно быть спокойным за дальнейшее налаживание мостов и вообще на спокойный соседский сон, невзирая на собственную шумность или же, напротив, бесшумность.

Коснувшись губами холодного стеклянного края, Алекс принялся безостановочно поглощать горячительную жидкость, ему это показалось бесконечным, на деле же не прошло и минуты. 

- Отлично, рюмас коньяка залпом - кого, блин, хороним, Лартер?, - циничная ремарка в собственный адрес, несмотря на свое наличие, не объяснила развернувшейся ситуации.

Игривый жар на губах и в глотке здорово приподнимал настроение, губы чуть приоткрылись, смакуя ощущение само по себе и в соприкосновении с воздухом. Однако, опустошенную посуду он отпустить восвояси не спешил, причину или предлог же этому затруднялся найти даже для самого себя. Впрочем, все это без особого труда может быть объяснено безусловным рефлексом - да, вот на него-то мы все и свалим! К чему дополнительные чаяния, лучше не зацикливаться лишний раз, что вокруг тебя плотной спиралью закручивается какой-то неестественно ирреальный бред. Совсем не по ситуации.

Пока мгновения Алекса пролетали за коньяком и после ни в чем не повинной рюмкой, мгновения его соседа пролетали за неясными, но вязким увлекающими размышлениями. Это можно было без особого труда для брюнета заметить по некой задумчивости, приобретенной взглядом, позой и всем поведением блондина. Поведенческая особенность была как раз в отсутствии оного на данный момент. В общем, Лекс удачно отстранился от реальности, объективной действительности, сущего и иже с ними в пользу собственных мыслей. Как не парадоксально, порой приходилось находить убежище в себе, чтобы не сойти с ума. Сойти с ума от того, как устроена жизнь, от того, что происходит вокруг, обыкновенно тут и там, от каждой мелочи, от времени, бешено проносящегося мимо, когда оно тебе так необходимо и стоящего затхлой водой в болотце, когда ты норовишь его перемотать.

Лекс абстрагировался очень удачно, но без сомнений и колебаний оставил то, что так тщательно в себе обдумывал, может, и вспоминал. Оставил, переместив свой взгляд точно в глаза сидящего напротив, но ненадолго. Это скорее было похоже на поиск подтверждения каким-то своим заключениям или... или просто на поиск. Этот человек был глубок и влекущ, как холодный темный омут с ледяной водой, чей привкус был особенным - мало у кого сразу же не сводило зубы, так что по истине его настоящие мотивы мог знать только черт.

И к слову о черте - заданный на ночь тон непредсказуемости был соблюден блондином, покинувшим пределы своей части стола, своей монополии в ранге их сфер влияния на сегодня. Взял без лишних церемоний, - только лишь после паузы - притянул и поцеловал. Реакция была естественна и ясна, как божий день. Ощутив внезапно подступившую жажду, брюнет впился в его губы, продлевая поцелуй и сохраняя его глубину, закручивая его так, как еще некоторое время назад закручивалось все вокруг него. Или них. Пальцы впились в загривок и бок, в кости и плоти застучало мутное пьянящее желание опрокинуть неверного блондина на стол, со звоном разбивая рюмки и бутылку, расшвыривая все прочее... Но оппозицией в том же чутье был внутренний стоп-кран, порой и не всегда учтивый.

- Ну и что же ты делаешь, сукин ты сын?!..., - но тело не слушало разума, пока не завершило маневра. Губы оторвались от губ медленно, дразняще и как бы снова приманивая своей мягкостью продолжить. В прищуренных глазах повторялся смутный вопрос разума, только обращенный уже к оппоненту.

- Ну и что же ты делаешь?...

Отредактировано Alex Larter (2010-10-31 00:52:01)

- Тссс..., - усыпляя разум, забывая, когда он был нужен за последнее время, обрезая все "до" до предыдущей секунды. Все было строго и прозаично, как сексуальный Оксфорд или Кембридж. Все было настолько просто и понятно, что от этого даже как-то замутило. Горько замутило. До искр в глазах, до скрежета зубов, до болезненного спазма сердечной мышцы, бессильной справиться с положением дел. Замутило от того, что разум был непричастен, все было предрешено даже более, чем если бы он имел какой-то вес. Как люди, верующие в мифы и слепо следующие судьбе, как древние игры и игрушки.

С треском в стену, рыча, царапая, но впиваясь, неотрывно приникая. По сути да, это все и правда куда древнее, чем многое из того, что окружает нас. Все работало на автомате, как отлаженная адская машина, без единой погрешности и от этого - надо же - было совсем нездорово. От этого было совершенно никак - здесь были не чувства, ощущения и эмоции, ни разум, а эмпирический опыт, инстинкт и его фатальная сила, животная природа человека, более всего выраженная в мужчине - зол ли он или хочет чего-то. Зол - разрушит, хочет - получит. Без вариантов.

Еще поцелуй подхвачен с остервенением, еще и еще. Зрачки расширены, как у заправского наркомана - вечного искателя удовольствий. Ногти в грудь, но вскоре ладони ложатся на плечи, спускаются на лопатки, пальцы до боли стискивают их. Это принцип, как в борьбе - подпустить поближе, чтобы потом оттолкнуть подальше. Тактическая, стратегическая ли - в целом, военная хитрость, опять же не обдуманная, а без колебаний исполненная. За телом не стояло иных инстанций, слишком много командиров для него одного. 

Жадно слизывая кровь с губ, походя на похотливого вампира, одурманенного жаждой и лишь небольшим шансом ее утолить. Не взгляд, а только намек взгляда, ответствующий на другой, но неразумный - сообщения между пустыми рассудками не происходило ровным счетом никакого. Только неуемно стучала кровь, прилившая к вискам.

Протыкая кожу спину ногтями, грызя губы неистово, творя совершенно что попало, внутренняя сила готовилась к любому исходу - для двух сильных личностей всякие соревнования, соперничество и игры на опережение, даже секс - все было схваткой.

Соревнование на коротком поводке - никто не собирался отцепляться от другого, язык жадно гулял в чужом рту, позволяя недоступные чисто номинально трудности. К черту работу, кому оно надо и кого интересует? Нахуй, блять. Царапнул ногтями щеку, пытаясь удержаться в плоскости, но с хлестким движением прижимаясь грудью к стене. Поморщиться, зашипеть.

Да что он себе позволяет, этот самоуверенный МинОбовский адвокатишка? Хочет проверить, кто сильнее? Озверев от неслыханного хамства, пихнул его локтем четко под дых, с трудом отгораживая себя от поцелуев - ненадолго, чтобы совершить четкое движение. Но поцелуи застят глаза, не дают дышать так, как угодно, а так, как хочет кто-то, но не ты. Так дело не пойдет, но все идет своим чередом. Прикосновения по коже щелчками, щиплет и жжет покусанные алкогольные губы.

Рука в волосах удерживает от полной свободы действий. То брыкаясь и стараясь выпутаться, то ловя каждый импульс тела, пытается избавиться от назойливого захвата, рыча и морщась, распуская руки. Краем взгляда уловил стальной блеск, но нисколько не дрогнул ни душой, ни телом. Потом какое-то странное ощущение, тихий сухой треск кожи, звон пряжки на полу. Твою мать, да что же это за вандализм? Негодование ослепляет вспышкой, словно пихается, захватывая кожу, кусая губы и рыча. Бездарь, самовлюбленный идиот, от него ничего нельзя было ждать, кроме неприятностей. Он не может оказаться сильнее...

Язык с коньячным ароматом щекочет и жжет раненую кожу, заставляя нервно сглотнуть и вздрогнуть. Звон стекла. Что ж, окну пиздец. Да хоть бы сбежался весь этаж... Да пошли они к черту, наверняка все заняты примерно тем же. Пальцы с силой впиваются в загривок, вгоняя ногти под кожу, точно в мышцы, практически обездвиживая. Он не может оказаться сильнее...

Быстро сориентировавшись в обстановке, мужчина привел в относительный порядок сначала себя, затем уже принялся за все остальное. Нашел подвергшийся вандализму ремень, спрятал. Немного помедлив, бросил взгляд на блондина и удалился - менять джинсы на более простенькие, смывать боевой раскрас, причесываться. Даже перстни - и те снял почти все, кроме одного простенького, с большим овальным гладким камнем глубокого синего цвета. Теперь он прибавил в облике серьезности и чистоты, последней во всех смыслах. От него не веяло теперь так неприкрыто сверкающим и развязным гламуром.

- Ишь что удумал. Я бы все равно ему наподдал, - прохладно подумал привыкший добиваться, но не отступать брюнет. НИ_КОГ_ДА. тем более, он знал на все сто, что последнее поведение для Лекса очень нетипично, так как блондин мешать с чем-либо секс решительно не настроен по жизни, с дружбой тем более. Это было скорее странное временное забытье, затмение, поглотившее разум друга-трудоголика.
Вот и сейчас, вернувшись, он встал у приятеля за спиной на расстоянии, чуть меньшем, чем вытянутой руки. Расстоянии доверительном, но не соблазняющем, к тому же за спиной на взгляд вероятность наткнуться была ничтожно мала. На кончиках пальцев еще обнаруживался легкими щелчками электрического тока жар. Выслушал собеседника, он ответствовал с легким кивком:

- Да, знаю. Думаю же, что сливший информацию ожидал общественного резонанса, но эффекты ожидал иные, может, противоположные вовсе. Что касается насчет поискать..., - ободряюще коснулся горячими кончиками пальцев влажного плеча - Нужно прошерстить среди новичков для начала. Не вытерев ноги о коврик, они могли занести на подошвах много грязи. Что я сейчас и буду делать. Смотри не простудись.
Резко развернувшись, брюнет быстро ушел, оставляя едва уловимый, но неясный простому обонянию соблазнительный аромат.

Коридоры>

Кабинет заместителя Департамента стратегического планирования и политики.>

Шаги гулко отражались в коридоре, вроде и не были спешными, но расстояние сокращалось так быстро, что мужчина на мгновение почувствовал себя не в своей тарелке. Пустота и тишь коридоров добавила ощущения, что он вырвался буквально на свежий воздух из душных оков кабинета. Только чем больше он делал шагов, тем меньше становилось воздуха для дыхания, навязчивый стук крови в висках усиливался.

- Чистый кислород также непригоден для дыхания...

Вернувшись в "уютное гнездышко", Лартер первым делом - Удивительно! - припомнил завет своего дражайшего соседа и вызвал стекольщиков. Пока они ковырялись со вставкой нового стекла в окно, Алекс смел все осколки в кучу и принялся поднимать их с пола голыми руками наскоро, без особых заморочек. И порезался, чего и следовало ожидать. Да и сильно порезался. Правда, сам он не понял сначала, что же произошло, а, сориентировавшись, быстро нашел решение - сейчас единственно верное.

- Вот я сам прям не понимал, что косякнулся?! Следи за руками, а лучше не свети ими перед черте кем.

Стекольщики убрались восвояси так вовремя. Хлестанув на руку коньяку из бара, Алекс быстренько прикинул, что негоже пропадать такому добру. Достав еще коньяка и виски, Алекс нашел в компьютере видео AMA 2010, сделал звук погромче, запер изнутри дверь и под современные ритмы и обжигающий глотку коньяк сначала забинтовал руку, затем методично стер остатки лака с ногтей и принялся думать о том, о сем, как он сам бы это определил - иначе не высказаться о зыбких и аморфных мыслях, с нестабильным постоянством и скоростью посещавших отнюдь не светлую голову. За одним концертом другой - вот и он сам на мониторе в полумраке вкрадчивыми напевами окунает темный зал в свой мир на время одной только песни. За концертом концерт, за бутылкой бутылка - брюнет тихо напивался. Тихо. И в одну харю. Какая ирония.

- 'Cause it's voodoo., voodoo, voodoo, Under your spell....
'Cause it's voodoo., voodoo, voodoo, Under your spell....

Стол изобиловал разнообразной выпивкой, однако, были и пустые бутылки - пустая коньяка и полупустая виски. Рядом покоились две не начатые бутылки красного. Приятная приглушенная музыка - видео одного из концертов достаточно масштабного GlamNation Tour. В общем и целом, время в комнате наедине с собой любимым брюнет проводил как надо.

Бутылка коньяка сделала свое дело и приятный согревающий, но не обжигающий жар разливался по телу, пока сознание оставалось в полном порядке, усыпляя одно за другим все разумные начала. Во всю подпевая самому себе, мужчина откинулся спиной на мягкую плоскость, смакуя самые пьянящие моменты композиции:

-  'Cause the voodoo you do is all that can do, make me into your fool,
'Cause  when you do voodoo I'm just like a doll that the pins keep pushing into,
So everytime I try to break this trance,
I'm almost afraid I miss my chance to be bewitched violent by you,
I just gotta say I want your hex,
I don't want to live without your hex,
I'm so obsessed with your sexiness!

'Cause it's voodoo., voodoo, voodoo, Under your spell....
'Cause it's voodoo., voodoo, voodoo, Under your spell....

Довольно заулыбавшись, он приподнялся на локтях, коснулся губ кончиком языка - в данный момент он ловил реальный кайф от того, что делал, музыка внутри него расходилась с алкоголем плавными вибрациями и отсюда характерное зачарованное поведения - пальцы по щекам, шее в просторный вырез почти расстегнутой рубашки, странная соблазнительная полуулыбка.

Когда обе ладони легли на мягкую опору постели, мужчина вновь приобрел сидячее положение, настороженно прищурившись и прислушавшись. Безошибочно остановив тускло поблескивавший взгляд на подозрительно брякнувшей дверной ручке, он встал, плавной и несколько развязной походкой подошел, остановившись на расстоянии вытянутой руки от нее и уставился на нее с патологическим вниманием. Потратив на сражение с ней около десяти неполных секунд, медленно приоткрыл дверь, а за ней, привалившийся к стене был никто иной, как...

Выйдя, продолжая напевать уже себе под нос, остановился перед ним и, невыразимо странно лыбясь, посмотрел точно ему в глаза, ничуть не позаботившись о внешнем виде перед пусть и случайной встречей - рубашка застегнута лишь на две пуговицы посередине, обнажая порядочный участок тела сверху и чуть более скромный снизу, расстегнутые манжеты и влажный чуть меньше, чем вполовину бинт на правой ладони, чуть приоткрытые в полуулыбке заалевшие от алкогольного жара губы.

- Что тут у нас?..., - приглушенным голосом спросил он, не сводя взгляда с пришедшего, потянулся к приоткрытой двери, открыв ее шире, ненавязчиво утянул за руку оторопевшего парня - ему хватило пары секунд для понимания, что тот не в лучшем своем самочувствии. И сопротивляться не сможет равно, да. Закрытая уже за спиной блондина дверь издала шуршание и негромкий щелчок. Во взгляд добавилось проницательности, он, обойдя кругом рассеянного гостя, изучал лицо с невыраженной гримасой болезненной усталости.- Ах да, вот теперь все.

- Иди сядь лучше, подожди., - как бы между прочим, не заботясь ни о приветствии, ни о прочих условностях мужчина кивнул вглубь комнаты, сам ушел на кухню и вернулся с холодной смоченной полосой газетной бумаги. Проследив, чтоб визитер не брыкался и не противился любым иным способом акту самопроизвольного милосердия, приложил плотно эту полоску к его переносице, предварительно сняв очки и положив их на стол.

- Голову не задирай только. Вообще лучше ее не задирать в таких случаях, - тихо добавил он, отклоняясь назад, но не отводя взгляд, - Подождем.

Гость явно страдал ныне неполноценностью функционирования сознания, он выглядел слегка опьяненным, но скорее растерянным,  а еще лучше - пораженным. Похоже на то, что он ожидал себя увидеть в другом месте и при других обстоятельствах, но не Алекс же выбирал, куда блондину идти и как себя чувствовать. Он только сделал то, что требовалось. То, что нужно. И на это не имело никакого влияния то, что каждый из них сказал другому при первой встрече - все это уже отдалилось. И безнадежно отдалилось, надо сказать.

В любом случае, на половине Алекса всегда царила легкая возбуждающая обстановка приглушенных сумерек вне зависимости от времени суток за окном. Вне зависимости от того, где, кем и при каких условиях ты был, входя к нему ты получал неоспоримый нужный шанс, подсознательно заветный джекпот быть любым, каким только захочешь и делать не то, к чему обязали или предрасположен, а то, к чему влечет...

- М?, - откликнулся он на фамилию немного невнятным мелодичным звуком под стать музыке на фоне, хлебнув виски из горла и поставив злополучную бутылку на стол, перед ответом успев вставить в паузе - Ну как, полегчало?

Его сейчас искренне не волновало, слышит ли кто-то что-то но в таких моментах он был уверен - слышит и слушает только тот, кто в этом действительно нуждается. Может это железное шестое чувство было залогом его успешной работы и нераскрытой конспирации, но опять же зависимости не было совершенно никакой и он, как будто под неведомой защитой упомянутой в песне магии вуду мог не беспокоиться ни о чем. Если бы он и хотел, у него бы сейчас не вышло - состояние не то.

- Состояние позволяет?..., - привлекая манящим шепотом, как Зеленая фея пыльцой с крохотных крыльев к абсенту, он легонько постучал кончиком пальца по бутылке красного, таким ненавязчивым, но очень заманчивым способом предлагая составить компанию.

С расслабленной улыбкой брюнет смотрел выжидающе, но присущей такому характеру взгляда тяжести не было, скорее загадка. Невнятное затаенное, что-то на уровне подсознательного или даже бессознательного. Алекс довольно кивнул и, как настоящий цивил, потянулся за штопором. Поморщившись от того, что пришлось открывать бутылку привычным способом при помощи правой руки, сейчас ограниченной в возможностях, он не спеша разлил вино по бокалам, предусмотрительно прихваченным с кухни  сущее мгновение назад.

- Ну что ж тогда, за тебя., - бархатным полушепотом произнес Лартер, взглянув сквозь стекло бокала в глаза того, кто сейчас сидел напротив не очень вменяемый, но спокойный и в какой-то мере загипнотизированный. Обстановка явно не располагала к противоположным вещам - приятный надежный уют сочетался с таинственностью, с ночными красками, скрадывающими ненужные условия.

Больше половины бокала было уже пусто, когда Алекс встал с насиженного места, предпочитая не торопиться с таким напитком, как вино - оно этого не терпит абсолютно. Его благородное изящество совсем для других случаев и сейчас это было важно как никогда и понималось моментально, на уровне безусловного рефлекса. Но не только лишь это заработало по подобному правилу....

Медленно подойдя, Алекс присел на подлокотник кресла так, чтоб не потревожить чересчур в нем уже сидевшего и совсем чуть-чуть склонившись, дабы уловить хотя бы оттенок взгляда другого человека в таком затухающем вплоть до красок ночи пространстве, плавно положил ладонь на щеку, сам прищурился, оценивая.

- Уже лучше...., - едва различимым шепотом протянул он, медленно отнимая ладонь, которой полностью ощутить спадающую прохладу гладкой кожи не дал бинт. Он, безумно заинтересованный в своем бокале, прикоснулся к нему губами, принимаясь допивать оставшееся на дне.

Кто-то из них уже как пить дать был пьян без вина и - что неудивительно - это был не Алекс. По немного странному, явно нетипичному для обычно строгого и напряженного блондина выражению лица можно было определить, что вот так просто посидеть и отвлечься от будней рутинной работы он позволяет себе не так уж и часто. А в данный момент он не просто отвлекался от внешнего мира - он полностью уходил в дальние дали в совершенно другой стороне, не сопряженные ни с его работой, ни с жизнью в целом вообще, ни единым фрагментом.

Вино пилось с оттягом и смаком, но не особенно долго. Напоминало это мучения от жажды - ты хочешь больше, но стараешься продлить момент из-за риска, что ничего тебе больше не достанется. Здесь же можно было не волноваться - бутылки было целых две, едва ли его сумеречный гость закончит хотя бы одну. Но не будем торопить события - жажда на то и жажда, что раздирает изнутри, стократно увеличивая нетерпение.

Наклонившись вперед, он вновь взял бутылку и без лишних расспросов по-новой наполнил бокал сидящего от него уже в подозрительной близости, после потратил пару секунд на свой бокал, чтоб разделаться с остатками содержимого в нем и не обделил и себя новой порцией живительного напитка. Если коньяк и виски были снарядами моментального действия, разрываясь сразу, как только попадали в среду человеческого организма, встряхивая и наполняя резким, обжигающим живительным жаром, то вино скорее было бомбой замедленного действия, согревавшей постепенно. Отсюда очередной дразнящий эффект для жажды - затягивание момента.

Алекс ничуть не заморачивался на тему собственного поведения, просто делая то, что хочет. Однако этот жест был достаточно далек от того, что обычно определяли как действия по желанию и если попытаться найти хоть какую-то мало-мальски разумную мотивацию, то скорее будет куда надежнее и проще послать все к черту, чем действительно выискивать. Вот и Алекса конкретно не заботило, какую же реакцию он мог бы вызвать. Взгляд блондина сейчас был устремлен на него, удивительно прямой и открытый, не прикрытый никакими оттенками побочных ощущений, обманчивыми домыслами, колкими иглами стратегических уловок.

- Не дергайся....

За все это время Алекс, не сумев остановить из-за отсутствия необходимости медленно приподнимающийся в улыбке уголки рта лишь наблюдал, претерпевая на себе изменения впоследствии внутренней борьбы, правда, весьма посредственной, потому что разум и опыт так же не видели в человеке рядом особенной угрозы, по крайней мере, на данный момент. Наплевав на бледные уголки условностей, еще такие четкие и острые сегодня утром, он просто взял блондина за подбородок, мотивируя ловким, но мягким движением пальцев приподнять голову, и, потянув чуть на себя, склонился и коснулся губами губ весьма ощутимо и проникновенно, продлевая за всего-то тень полноценного движения одно это, как оказалось, легкое непринужденное касание до зачаровывающего поцелуя горячих губ, так же хранящих на себе винные привкус и запах.

Вино- вином, поцелуй - поцелуем. Кому-то приятно первое, кому-то второе. Поведение оппонента его ничуть не разочаровало - на поцелуи в губы существуют определенного рода табу и Марбл эти табу, как ни странно, прошел. Он не расценил действия подвыпившего гостя, как отказ, а скорее как некое промедление и отвлеченность. Признаться, второе было особенно понятно - поведение все меньше походило на адекватное. Алекс лишь спокойно и загадочно улыбался, провожая заблудшего в его комнату взглядом.

А что комната? Темно-синий, фиолетовый, черный, кое-где яркими акцентами голубой. В общем и целом это была, конечно, жалкая пародия на подобие городской квартиры, где уж он оторвался со своим чувством цвета, стиля и дизайнерскими скиллами по полной. Из прохода открывался самый что ни на есть неприкрытый вид на просторную двуспальную кровать. Мебели по-минимуму и сама по себе мебель эта была очень компактна. Тумбочка с правой стороны, стол с компьютером в правом нижнем углу, посреди правой стены большое, но задернутое двухслойными - переливающейся спектром холодных оттенков органзой сверху и более плотной темно-фиолетовой тканью под низом - не такими уж дешевыми шторами-тюлью-чем-хотите окно. Сами же стены почти без свободного места - все в календарях, постерах его группы, подписанных всеми музыкантами и танцорами, яркие и не очень афиши из разных городов и принты. Слева же к стене у прохода действительно привалился шкаф с полуоткрытой дверцей, откуда торчал сейчас сверху тот самый "стильный оранжевый" галстук, на деле бывший просто дичайшей, но чертовски стильной расцветки и узоров, а снизу скромно выглядывал уголок светло-голубых джинс, кое-где загаженных радужно сверкающими, как чешуя тропических рыб, стразами.

В общем, видок у жилища был весьма богемный - не даром проход мог закрываться на распахнутые ныне двойные двери, на которых в закрытом состоянии можно было узреть стилизованное под табличку кабаре "trespassers will be prosecuted", дабы не травмировать особенно впечатлительных. При этом на случай, если существование как эксцентричного соседа, так и его жилплощади требовалось не афишировать владельцу оставшейся части, то над дверьми был небольшой секрет в виде портьеры под серый скромный цвет внешней стены, сейчас незаметной. Несмотря на то, что в некоторых аспектах понятие об уюте у Лартера было весьма специфическим, в умении найти баланс между вычурностью и выразительностью, не пренебрегая тем самым пресловутым уютом ему не откажешь.

Встав с кресла, он решил проследить за тем, куда с таким рвением был устремлен несфокусированный взгляд, а затем и стройная, но неловкая от затуманенности сознания фигура Мило.

- Мило Марбл... Как же бывает полезно прочитывать то, что попадается на глаза.

Он не торопясь, обстоятельно допил свое вино и, вставая, хулигански хлебнул еще прямо из бутылки, после медленно поплелся за ним, изящным движением двух пальцев снял попавшийся на глаза галстук и принялся растягивать петлю меж пальцев, приблизившись к нему на пару шагов. Движение было ленное, как будто неохотное, но тут же околдовывающее, беззаветно приковывающее взгляд. Лартер поймал себя на мысли о том, что, похоже на то, что у этого парня так же имеются собственные тайники эксцентричности, зарытые куда глубже. Что ж, он приблизился к нему еще размеренным, словно на три счета, шагом.

Перекидывая яркий клочок ткани с указательного на большой и обратно, Алекс вертел им, подходя ближе, пока не попал под артобстрел ботинок. Удивленно приподняв брови, он даже не шелохнулся, медленно переведя взгляд на ботинки, затем снова подняв глаза на их владельца, потом проделал ту же процедуру еще пару раз, хмыкнув ехидно и даже как-то залихватски зашвырнув в него этим галстуком, однако, без чрезмерного усердия, плавно забрался на постель и, дав ему совершенно мимолетный намек на взгляд с призывным тусклым блеском, принялся поступательно к нему подбираться, словно давая еще шанс-полтора подумать.

- Перед смертью не надышишься..., - совершенно не отдавая себе отчета в том, к чему вообще нужна эта мысль, мужчина подбирался все ближе, нависнув в угрожающей близости от его лица, губы  изгибом описали некое хищное выражение, пока можно было зацепить их взглядом до того, как он склонился к самому его уху, горячо шепча, то и дело едва касаясь кожи мягкими жгучими губами, выхватив из витавших в воздухе мыслей и сплетая с текстами собственных песен как раз то, что деловой блондин, собрался делать и то, чему он, лукавый брюнет, хотел нанести упреждающий удар.

- No escaping when I start,
Once I'm in I own your heart,

- There's no way you'll ring the alarm...

- So hold on until it's over!....

Его только раззадоривало это параллельное наблюдение за явно теряющим ориентацию в пространстве и не только в ней юношей и равносильные, подстрекаемые не пойми чем из самой своей глубины попытки качественно, сильно и надолго свести его с ума. А зачем же ему было сводить кого-то с ума? О черт, все же так просто. Чтобы сойти с ума самому...

Как интересно - он чем-то напомнил ребенка, поочередно теряющего ко всему интерес. Нет, так дело не пойдет - Алекс жаждал хоть капли внимания, разве он зря в собственной комнате? Можно было предположить, что внутри занудный политикан яростен и горяч, но то что его поведение обладает трогательной рассеянностью и элементами ребячества, уже куда меньше поддавалось предугадыванию, но от этого не становилось менее ожидаемым или желанным.

Он выставил одну руку с другой стороны, проскользнув движением по животу, где жар кожи рядом можно было ощутить через одежду без особого труда, не давая окончательно завалиться на бок, возымев хоть некоторую возможность влиять на ситуацию: - Еще спать тут у меня вздумал, можно подумать, ты заскучал...

Губы не отстранялись, а тихий голос продолжал мягко тянуть невольно подцепленные из такого внешнего сейчас прочего мира почти ирреальные звуки собственного пения. Сколько он до этого выпил? Не имеет значения. И горячий шепот, и приглушенный звучный поток были так же чисты, не сбиваясь с верного курса ни на градус, минуту, секунду призвука. Горячая ладонь свободной руки прильнула к щеке, постепенно проскальзывая вниз по шее и одним ненавязчивым движением ослабляя до удушья церемонно затянутый ворот. С другой же стороны туда уже скользили едва дотрагивающиеся кожи губы, плавившие ее при одном соприкосновении с шепотом. В воздухе витало только одно - магия. Где бы ее взять немного для пробуждения этой Спящей красавицы?

- 'Cause it's voodoo....

- Во-от, так-то лучше... , - Мягко улыбнувшись в очередной поцелуй, довольно размыслил Алекс о приятных переменах в поведении высокого блондина, кто теперь по иронии без черных ботинок. Уловив скорее кожей, чем взглядом движение его век, удивление, неконтролируемо перераставшее в странное, пограничное с остатками терпения удовольствие, мужчина довольствовался новыми секундами, с первого взгляда потекшими куда быстрее предыдущих - его собственное терпение рисковало отказать совсем вскоре.
Пальцы, слегка заплетаясь больше для приманивания и томления, чем из-за действительных причин, продолжили расправляться с пуговицами, а тусклый блеск глаз, совмещавших в себе и спокойную серость, и морскую зелень, и драгоценную синеву выглядел неверным светом Луны. С каждым освободившимся участком кожи руки и губы опускались все ниже и пока горячее дыхание скользнуло по коже живота, подушечки уже мягко уперлись в пряжку ремня как немой намек на ряд тех вещей, что еще могли помешать испытать действительный кайф.

Действительный, как настоящий. А еще где действительный, там и страдательный: кто переживает и прилагает, а кем переживается. Приятное эхо шелестящих отголосков шепота все согревало, и не только кожу, а кое-что внутри и намного глубже, уже привлеченное и опутанное сладкой, подрагивающей от тонкой звонкости высокой ноты и стона, изданного отпустившим последние шансы вырваться из этого транса парнем паутины. Ее блеск, будь он виден, мог бы в точности повторить блеск глаз Алекса, выдохнувшего немного огорченно при стычке с ремнем, но то этого не замешкавшегося ни на минуту. Подушечки пальцев одной руки мягко прокрались под ремень, другая улеглась на бок, обозначая как бы невзначай, чувственно, но твердо, чья же здесь меж ними двумя позиция обладателя. Не усердствуя со слишком бессовестным томлением тамошней чувствительной кожи, пальцы вернулись из-под ремня и все же расстегнули пряжку. То строг, то невменяем, а сейчас... чертовски привлекателен. Каждое движение блондина, вроде бы и не распутное, но все же кричало. И Алекс внимал этому крику, соблазнительно приоткрывая губы.

Взгляд блондина был то неуловим, когда дело касалось окружавших его хором, то открыт и неотвратим, где-то даже непреклонен, когда касался брюнета. Последнее не могло не польстить - решительность и решимость - как хотите - после такого "приятного опыта общения" сегодня утром только поднимала стоимость акций Марбла по курсу Лартера. Да и эти приглушенные стоны, редко, но метко слетавшие с его губ были так кстати, ведь еще не время было им стать громче и чаще, но перспектива этого с каждым движением любого из них маячила все ближе, особенно когда он окончательно изгнал брюки блондина с постели, а в это время с его тела изгоняли его собственные джинсы не без помощи причинного лица. Изгоняли, стаскивали... Как хотите, но оппонент, что немаловажно, так же включил шаловливые руки.

- Интересно, а был ли у него до этого секс с мужчиной? А в какой роли? Хм-м-м.... А к черту!...

Вопрос действительно был дурацкий - он был уверен, что какой бы это ни был раз, он сделает все таким образом, что жалеть о нем не придется обоим. И эти колени, разъезжавшиеся под напором неги и усталости... Он немного нетерпеливо закончил разбор с собственными джинсами, при этом стараясь не оставить другого без внимания: пока одна рука заканчивала стаскивать штанины и отправлять их с кровати вон в изгнание на ближайшие.... времена, другая, чуть придерживая за бок, скользнула к пока еще не обнаженному причинному месту и, ловко подцепив согнутым пальцем, стаскивала последнюю ненужную деталь гардероба, а когда с джинсами было покончено, пальцы немного заполошенно разбирались с пуговицами - благо, застегнутых оказалось всего две. Рубашка с легкостью соскользнула вниз с него и последовательно с кровати, открывая загорелый торс для полноценного обозрения. Губы тронула легкая улыбка - он только сегодня проверял, не нарисовал ли сосед по комнате ноги его лубриканту - но нет! - тот преспокойненько занимал свое законное место под матрасом, ближе к самому краю, чтоб, в случае чего (sic!) не пришлось за ним лезть. Вот оно на поверку какое - шестое чувство. А ведь еще сегодня утром был неясен смысл этой странно ненужной щепетильности.

- Твою ж мать, как оно бывает....

Деловито приподняв бровь, Алекс усмехнулся и закусил губу - рано или поздно он ждал подобной реакции. Для него не стало сюрпризом рвение господина заместителя отсрочить, а еще точней прервать небольшой сеанс большой магии, но Лартер был уже в нем слишком "заинтересован" и ничего не мог с собой поделать. В какой-то момент у него проявились чувства на вроде отеческих, совсем для него нетипичных и неожиданных, которые он спешил затолкать подальше, чтоб расправиться с этим странным комком в горле. Блондин выглядел протестующе, беззащитно, испуганно и... сексуально. Он, прищурившись, взглянул в его глаза так же неприкрыто, как сам Марбл до того глядел в его. Взгляд этот был предельно честен - он не считал нужным нисколько скрывать свои намерения насчет его, к тому же с каждым мгновением это становилось все сложнее.

Ладонь его, что стремительно легла на матрас, тут же без растерянности и стеснения была накрыта его ладонью, плавно по руке поднявшейся вверх. Пальцы цепко, но мягко ухватили подбородок и Алекс вновь склонился к его уху, прикрыв глаза, чуть задев его кожу ресницами - он был так близко, совсем близко, нестерпимо... Он ничего не мог поделать - в уме крутилась только музыка и только ей он мог ответить, чтобы усмирить взбрыкнувшего было парня. Ничего более удачного не приходило ему на ум, да и он не мог знать, может ли Марбл ответствовать ему с той же пылкостью и готовностью, которую он сейчас и далее на это темное время готов ему вверить. Он был просто околдован и желал, чтобы это же колдовство поразило и того, кто рядом и для того, чтобы это колдовство пробудить и усилить, наполнить им все его тело до самых кончиков пальцев, ему оставалось только петь, к чему он и прибегнул, не усиливая мягкого шепчущего тембра, но достоверно передавая звук за звуком:

- So everytime I try to break this trance
I'm almost afraid I miss my chance to be bewitched violent by you...

Интересно, что же пытался найти он в темном глубоком взгляде Алекса, чем-то схожего по внешним признакам с человеком в стадии серьезного такого наркотического опьянения. Пытался что-то отгадать, нащупать, предсказать. Зря, ой, зря. За все эти годы кропотливой и четкой работы загорелый брюнет научился играть знатно, в том числе и взглядом и если бы он захотел обмануть, то это ему бы ничего не стоило, но нынешний случай был иным. Не хотелось лгать и лукавить, забавляться, хотелось чего-то совершенно другого - того, что сможет пот тяжелым бархатным покровом скрыть в себе эта ночь. подобрать что-то для объяснения этого взгляда - как там они говорят? - бесполезняк. Совершенный и абсолютный. Выражать все и ничего за раз - огромный, просто непомерный талант. Лартеру, как искусной гетере, этот талант был знаком и известен. Мало того, он овладел им, пускай, может быть, не в совершенстве, но однозначно в завидной степени.

Так и есть - подчинившись голосу, молодой человек послушно опустился лопатками на ласково принявшее его мягкое покрывало. Алекс же не прекращал тянуть пограничные с шепотом ветра звуки, пока руки его занимались совершенно другими делами - одна пальцами заскользнула парню в ладонь, другая настойчивее, но не грубее сжала бок. Обычно Лартер любил видеть лица погибающих под ним в победоносной пылающей агонии, но и не прочь был, знаете ли, подышать в затылок. На сей же раз что-то подсказывало ему, что разорвать зрительный контакт на самое краткое, но сладкое время - вариант беспроигрышный. Что? Какой-то внутренний звоночек настойчиво подсказывал, что несмотря на внешнюю спесивость блондин довольно-таки не сведущ в вопросе поведения в постели с мужчиной. Впрочем, по началу особой разницы нет. Тогда действительно нужно принять меры, что тот не преминул сделать, ненавязчивым движением одной руки за другую увлекая на бок, ну а затем, благодаря лежащей на боку ладони, и вовсе на живот. Теперь дыхание дразняще касалось загривка, а пытливый взгляд блондина не попытается выцепить, за чем же он тянулся-то, а? Теперь, опустив руку по его руки с ладони на талию, он позволил другой все же убраться на ничтожную пару секунд за заветным тюбиком.  А губы все так же продолжали играть с его сознанием, может, еще не податливым, как пластилин, но все больше приближающимся к этому, как руки Алекса спускались по его бокам вниз, лаская, удерживая, раздразнивая своей мягкостью, но умением и вниманием. А когда эйфорическая дрожь тела сливается со звуком его голоса, то коктейль выходит незабываемый.

- I just gotta say I want your hex,
I don't want to live without your hex...

Когда руки скользнули ниже, бедра призывали их, удивительно податливо, но не очень уверенно и широко раскрываясь. Для людей типа Мило раздвинуть ноги, пожалуй, как раскрыть душу, с одной только заминкой - а что же для них важнее, что боязнее? Не важно, главное, что он таким вот странным (а может, и вполне естественным) путем заполучил его доверие, внимание и, похоже на то, что даже разбудил желание. Последнее доказывал фон удивительной чувствительности блондина, только заводившей и подстегивавшей брюнета так, что хотелось льнуть к его телу все ближе и ближе, измучивая жаром кожи рядом, ее ощущением и ощущением подрагивающего нетерпеливого желания под ней, не оставляя между ними ни молекулы воздуха.

Одной руке все же пришлось оторваться от него, снова кратковременно - на тот только миг, чтобы ощутить сначала на ладони, а потом внизу живота и все ниже и ниже прохладу смазки. Он даже чуть вздрогнул от приятного разнящегося с температурой его кожи жжения, дрогнув над его ухом губами, невыразимо чутко прикасаясь лабиринтов раковины, при этом голос все не стихал. Вторая рука не могла оставить без такой необходимой теперь ласки постепенно зажигавшееся под ним тело и повела по позвоночнику одним лишь пальцем сверху вниз, чтобы погладить эту нераскрытую книгу по корешку, призывая раскрыться так не настойчиво, но с каждым движением вниз все более страстно.

Прохладная от недавних манипуляций ладонь по-хозяйски, только без наглости легла на внутренню сторону бедра, еще чуть больше разводя ноги в стороны, приласкала игрой пальцев похолодевшую было кожу, дабы беспрепятственно приникнуть ко гладким ягодицам низом живота и членом, чью разгоряченность было не скрыть даже под солидным слоем прохладного лубриканта. Наконец, предвкушая, прихватив за бедра на сколько хватило ладоней, мужчина принялся плавно заскальзывать внутрь с достаточно выраженным пошловатым звуком, однако, не отрезвлявшим, а увлекающим и пьянившим еще больше особенно от того, что он был лишь невнятным фоном действительно планительного тембра, ловя неприлично яркий кайф от неповторимого тесного ощущения и подтверждения своей догадки, - "Точно, первый..." -  голос восторженно, с тихим вздохом извлек высокую ноту, так же четко и плавно, до тупой, но сладко томительной рези вдоль позвоночника закрадываясь внутрь и каждым выдохом:

- I'm so obsessed with your sexiness!...

Вроде и как же быстро дошло до секса, но сколько прошло времени, километров шагов, глотков алкоголя. Мог ли кто-либо из них знать, что перепалка приведет их в кровать? Вряд ли. Но в споре каждого против другого было ясно - в обоих была страсть, неуемная, хитрая или еще какая-то особенная по квалификации, но каждый скрывал ее по-разному для того, чтоб не пуститься в долгоиграющую командировку рассудка без видимых причин. Сейчас... А что сейчас? Сейчас можно все: то, что можно было бы отправить в командировку -  просто-напросто испарилось без единого следа. Лартер, как акула, чувствующая вкус крови, чувствовал в этом затрепетавшем теле жажду отдачи, сладостью манившей его. Так зачем было обделять парня?

Сладко, так сладко манили губы, недоступные сейчас для поцелуев и наверняка в томительном истязании припухшие, звучные призывные стоны, слагавшие раз за разом новую мелодию на протяжении до следующего вдоха, изгибы тела, оставившие излишества, сбалансированные, где-то даже строгие и не лишенные притягательности и эта странная, запрятанная в ехидном облике невинность  - не едкая, полностью противоположная хозяину, так с первого взгляда опрометчиво вверявшему ее первому встречному, но не за красивое спасибо, а возможность проникнуть в самые потаенные закоулки его существа. Банально, но даже за такое действо приходится платить, пусть и собой другому - эта цена на текущее время ничтожно мала, а вот на последующее... Неизвестно. да и не приходилось думать об этом.

Руки продолжали придерживать бедра, координируя движения. Реакции тела под ним говорили ясно и внятно, не требуя никакого синхронного перевода, что вожделение и страсть застят глаза даже последней инстинктивной условности - поломаться. Он уже и так достаточно набил себе цену - придется выкупать. Выкупать движение за движением, вдох за выдохом. Как только брюнет поступательно начал овладевать блондином, забившееся в нем еще из самой глубины неистовство через волну мелкой дрожи, как вирус через кожу просочились в самого Алекса. Проявления его голоса уходили в редкие и глухие лихорадочные вздохи, на деле почти неслышные, но из-за предельной близости моментально ощутимые и слышимые Мило над самым ухом, выгодно дополнявшие заливавшую пространство музыку стонов Марбла. Внутренняя теснота только подначивала к каскаду плавных, но отточенных, решительных действий. Несмотря на расслабленность мышц, внутреннее проникновение все равно было сродни завоеванию, а услужливо облегчал это завоевание, защищая от ненужных и болезненных трений щедро смазывавший лубрикант, вносивший в симфонию и свою парочку похотливых нот. Подрагивая от нетерпения, Алекс поднажал с движением вперед, вложившись в него от души так, что пришлось выпустить бок из одной руки и проскользнуть дальше, лечь на живот как нельзя кстати. Проскользнув на всю глубину, он дразняще уперся головкой в бугорок простаты и вот тогда блондин рухнул на покрывало. Скользя назад уже на порядок шустрее, он властным, но мягким движением привлек его за живот к себе, заставляя приподниматься. Ободряющее "Тссс..."  на ушко и живительная влага поцелуя с почти лихорадочным жаром губ оставляет на шее жгучее, но до неприличного милое, долгожданное клеймо, а гласило оно "Мой". И больше ничей. Следующая пара движений уже более собрана, менее походит на пробу - он приучал второе тело к развивавшемуся темпу.

Еще и еще клеймо, теперь уже по позвоночнику вниз, мимолетным тропическим ветром тронуло лопатки, и снова губы вернулись к уху, раскрываясь для новых вздохов, но уже более громких, с каждой секундой наполняющихся сладострастием и шипящим похотливым призвуком, проворный кончик языка пробежал по кромке раковины, глубже обласкав внутренние лабиринты, чтоб потом игриво прикусить мочку губами. А неверная рука постепенно соскальзывала с живота все ниже, однако, не бросив поддерживать, а лишь ответствуя на рефлекс бедер и охотно притягивая, продолжая и приподнимать, и привлекать себе, чтоб не отрываться практически ни на мгновение от острого ощущения дурманящей влажной кожи при постоянно поступательно увеличивавшейся скорости и частоте толчков.

А эмоционально происходящее нагнетало не меньше, если не куда больше. Ощущение власти над таким одновременно дерзким и податливым пьянило, заставляя неосознанно врываться с каждым толчком все глубже и глубже, развратно и громко хлюпая, но не создавая намека на банальную животную грубость. Уникальность этого парня здесь обнажалась в полной своей мере - что там умение отгадать кофе или разозлить, когда есть более глубокая и потаенная страсть, им олицетворяемая. Одним лишь стоном он заводит шоумена с полуоборота и тот принимается надсадно шипеть, тяжело дыша, лишь бы заполучить самый большой кусок этого великолепного, сверху донизу набитого сладкими, тягучими сливками пирога, а того и гляди, при лучшем раскладе постараться отхватить и весь торт и съесть его одному целиком и полностью, не делясь абсолютно ни с кем. Самым умелым - самое лучшее. Это же каждым прикосновением повторяли мягкие руки, держа просто и без усилий осуществляя контроль за тем, что вот-вот готово было ускользнуть и ринуться с разбегу куда-то вперед, подчиняясь разбуженному внутри урагану. "Ну давай же, давай!..." - вопило тело и хриплые вздохи каждым своим маневром и даже тенью его что до, что после. Он получал все, при этом беря аккуратно, чтобы не прогадать и самому не испортить хрупкую ценность, в любой момент готовую подешеветь от недостаточного обращения. Как гламурный лоск сверкал на всех нарядах и имидже неуемного Алекса, так сейчас отчаяние все более приближающихся к завершению остервенелых бросков покрывало своим особым лоском бисеринок пота и градиентом влаги его загорелую кожу. Он устремился на всю катушку вогнать себя в него с жадностью собственника, но без жестокости ревнивца, стараясь запастись безнадежно ушедшим сквозь вздохи дыханием. Да, его третья особенность имела место быть и она явно не имела почти ничего общего с его девственностью, последнее - как приятное дополнение, пока рука судорожно стиснула бок, вкладывая свой рефлекс в лепту усилителя.

- С ума схожу... Иль восхожу... к высокой степени безумства?...

Абсолютно никакого самообладания - прежде это прозвучало бы как приговор, но обстоятельства внушали совсем другой смысл, а именно смысл приятной, отчасти дикой и невообразимой, но все-таки данности. Одно дело - хорошо тебе, а ему - совсем другое, но требующее более кропотливого труда, работы на износ, как часы, дни, месяцы концертного "чеса". И даже более того, с виду простой, а организованный посложнее, чем один только красивый перфоманс. Вся интимность обстановки за закрытыми дверями, сумерки комнаты и музыка в недостижимой дали - все тонко вытканная паутина, достойная похвалы за крепость и порицание за хрупкость. Каждая минута повторялась снова и снова, как если бы безжалостный счет стрелок избегал возможности одним движением это нарушить. На уровне ощущений понимание того, КАК далеко все зашло было очень острым и от этого не менее возбуждающим. Что станется, когда каждый поймет это разумом? Не важно. Не для этого они делают то, к чему пришли через внезапный скачок времени, морали, агрегатного состояния подсознания. Несмотря на внешнюю распущенность и где-то даже вульгарность владельца сей обители, в это постель просто так не попадают. И не зря идет такой кастинг, как же иначе понять, кто достоин чего-то совершенно особенного? С каждым его"особенное"могло варьироваться непредсказуемо, но это"особенное" - действительно редкий случай. Вот так быстро. Так запросто. Хотя, они все же проявили себя, как цивилизованные современные люди, узнав предварительно имена и места работы друг друга, так что элемент "кого попало" был заведомо безжалостно исключен. Да и когда только звонко постанывая, а время от времени будоражаще вскрикивая, человек со всей готовностью и отдачей, жадной до ласки принимает тебя внутрь - только тогда можно спокойно и без усилий, просто глядя со стороны, оценить и понять, какое он место тут занимает. Заслуженное.

Сантиметры гладкой бледноватой кожи зазывали к себе, заставляя неосознанно, но с невнятной истомой опускать руки все ниже, закрепляя владения обладателя. Жутко, почти неимоверно для ненасытного желания льстило, как легко сейчас эти неприступные, ранее никем не тронутые владения вначале лишь занимали надменную оборону, погружаясь все больше в волшебную дремоту, ослабляли путы собственной над собой же власти, а далее без зазрения оставшихся рваных клочков совести  отдавались на его милость так радостно, восторженно и нетерпеливо, раз за разом открывая каждый новый участок. Он обладал, не замечая, как на его шее затягивается ответная петля, знакомая многим, обладающим чем-то столь значимым, что зависимость от каждого следующего движения так же накрывает тебя, уходя в движения, рефлексы, едва различимые звуки голоса.

- I'm in rapture there is no cure....

Смешок даже немного с толку сбил, но каждый шепоток очередного рефлекса все подсказывал - это не игры разума, а удовольствия. Теперь позиция не то сменилась, не то устоялась окончательно, но эффект был завораживающий - не сбавляя темпа, а лишь наращивая его было в таком положении куда удобнее с каждым последующим движением, все больше вкладываясь на броски вперед, углубляться в него. А еще это горячее, до неприличия беспрепятственное скольжение...  Все это норовило увести в чрезвычайное безумство, куда и увлеклись руки,все опускавшиеся ниже, до того властно возвращающие движение за движением то и дело трепетно замирающего в достигнутом, но еще не полном наслаждении тела, приятной лаской сейчас же зацепив мягкую, до того ото всех скрытую кожу и низа живота, и внутренней стороны бедер. Пока одна рука измучивала одним только наличием на низу живота, другая легла на возбужденный член и принялась мягкими кончиками пальцев поглаживать вздувшиеся вены, пока пальцы не сложились в плотное кольцо, обхватывая и не двинулись по стволу вниз к самому основанию, затем снова вверх, достигая головки, оглаживая ее большим пальцем. Они приближались стремительно к Нирване, то и дело маячившей где-то на самом ближайшем горизонте и он лишь вознамерился дать ему всю полноту того, что он может в ней ощутить. Хриплыми, но от этого не менее мелодичными обрывками внутренний напев бесцеремонно раскрыл заалевшике, как от лихорадки губы:

- I'm so obsessed with your sexiness....

- ...So obsessed...

Уже не нужно было клясться или чем-то вооружать свой глаз, чтоб понять, что дело все стремительней и стремительней приближалось к логическому - по законам физики и уж совсем не логичному по собственно логике - завершению. Возможно, не будь блондин так героически - без преувеличений! - терпелив, то его кожа давно бы уже оплавилась и стекла, сверкая, по рукам Алекса, просачиваясь сквозь пальцы, прижигая и обугливая его собственную кожу, обнажая белые, немногим отличные по цвету от кожи кости. Но это все уже больная фантазия, зараженный и разрушенный вирусом тяготения к этому давно невменяемому рядышком человеку рассудок. Именно к человеку, а не только телу, побуждениям, голосу, выписывающему стоны в воздухе художественно и на грани почти видимых узоров, беззаветной отдаче, полновесному чувственному и добровольному страданию, приятному и бъющему по губам, как электрические щелчки кончика собственного языка. Только вперед не нужно забегать - все понятия и вещи, что были дальше последних минут близости, канули в Лету. Вместо тугоплавкой кожи, теперь прижигающей пальцы сквозь них быстрей любой жидкости утекало время, отсчитываемое по стонам Марбла. Впрочем, это не мешало продолжать ласку с одной стороны и вторжение в его тело с другой. Хотелось сдержать себя, чтобы протянуть каждое мгновение, растянуть удовольствие, что только и делало, что таяло, и таяло безжалостно, не считаясь с отличными радикально или не очень интересами. Вопреки желанию замедлить ход времени, тело все судорожнее и быстрее подавалось вперед, гарантируя и движениям рук на предельно возбужденном члене, и толчкам отрывистость и частоту с поступательно увеличивающейся под конец глубиной. Дыхание рвалось клочками, жадно прихватываемое откровенно покрасневшими губами и раскалявшее глотку, обрывало даже последние намеки на вздохи, рассекая глотку изнутри как шершавый наждак, от которого и собственный язык во рту мало чем отличался. Что бы не сделал каждый - резонанс не возникал последовательно у другого а, минуя эту ступень, накрывал обоих то неспешно, то одноходовыми маневрами.

Куда же все девается? Напряжение нагнеталось до ломки в мышцах, затем в костях с откровенным притязанием на болевые уколы - щедрые награды усилий. Они уже были откровенно взмыленными после победоносных скачек лошадьми и их конец норовил вот-вот подать газу, сметая самих виновников на обочину, а там в кювет. И когда ясный стук колес этого локомотива забился в собственных висках, пришла жизненно-важная необходимость сделать последний на сей раз рывок, но такой, чтоб чувство опустошенности не стало сардонически резать губы тут же, в паре секунд. Пить да пить бы сладкий яд, но... Вся концентрация ушла в мышцы и осела там надолго, склеиваясь с болезненными ощущениями, пальцы тоже ускорились, однако же, не потеряв в спешке завидной доли ласки, умудряясь сохранить ее до того самого победного броска вперед, имеющего истинно завоевательную природу, завершающего глубокого, до самой чувствительной части пульсировавшего нутра, прикосновения. Приятная потягивающая влага в ослабевших пальцах, практически мокрые - хоть выжимай - блестящие и лоснящиеся тела и собственное семя с волевым выдохом неудержимым потоком заполняет до краев и даже заходит за них, не стесняясь переполнить. А теперь можно и тяжело вздохнуть, расслабленно опадая и ткнуться носом в загривок.

Показалось, что обладатель тела под ним потерялся в видении реальности или просто отключился от нее, что не являлось предосудительным - вполне нормальная реакция после такого замечательного времяпрепровождения. Ритм собственного сердца подгоняло и другое, еще колотившееся бешено, но постепенно сбавлявшее обороты, настраиваясь на отдых. Отдых после отдыха, как иронично. "Отличная зарядка для сердца, Алекс!", - с единственно возможным сейчас тихим, почти полусонным воодушевлением всплыла в не сразу обозначавшемся рассудке мысль, которая на фоне абсолютного бездумья и та казалась кричащей флюоресцентной вывеской, уродливым гомункулусом. Ощущение тела под ним сейчас приятно ласкало и кожу, и рефлексы, и чисто в послесловном движении уткнувшийся поглубже член, и взобравшиеся вверх по животу, а затем на бока немного липкие, увязшие в любовном соке руки.

Думаете, востребованному в шоу-бизнесе лицу есть время на секс? Парадоксально, но факт - чем больше его на экранах и в чужих головах, чем больше его хотят, тем больше он вынужден работать и, отсюда, тем меньше оставлять на это времени в реале. Но от подобной компенсации его в последнее время очень и очень напряженной работы дико хотелось петь. Называйте это вдохновением, поднятием ли боевого духа - усталость и невнятная увлеченность окутали брюнета, чисто инерциально слизнувшего со спины соленые капли пота. Довольно улыбнувшись, он удовлетворился солоноватым вкусом и, шумно втянув аромат кожи с загривка ткнувшимся ранее туда носом, принялся приподниматься на локтях. Вполне удачно и без существенной тревоги сделав это, он насладился этим чувством вытеснения, которое уж точно можно было встретить пореже, особенно в стенах этого оборонного Содома, по ошибке названного когда-то Министерством. Не успело оно открыться - тут уже был секс между сотрудниками, притом исключительно мужского пола. Это напоминало Древний мир, Рим или, может, Грецию.

А ныне дело было не в порядках. Ни единой задней мысли, влечение и предпочтение - все их документы, полная доказательная база. И отчитываться он явно не собирался ни перед кем, так же, как и орать направо и налево о своем подвиге, но не из-за того, что этим никого не удивишь, а из-за того, что в действительности этот случай был прецедентом. Влечение и предпочтение...

- "Красавец...", - только и нашелся сам для себя Лартер, ибо думать решительно не хотелось. Воспользовавшись окрепшим положением и без труда перенося вес на упершиеся в постель близ Мило локти он приподнялся выше, с ленной медлительностью и аккуратностью поступательно выскальзывая из Марбла, ловя в сети слуха иной влажный призвук. Не то негодуя, не то наслаждаясь, он перевернулся на спину и со вздохом опустился лопатками на удивительно прохладное в этом месте покрывало. Блаженно прикрыв глаза, он нашептывал что-то почти одними губами, время от времени лишь издавая реально слышимые звуки. Рука лениво прошлась по тумбочке в поиске сигарет и зажигалки - даже подобный ритуал делать жутко не хотелось. По-хорошему ароматный дым без удушающего табачного привкуса, а даже с чем-то более приятным растительного происхождения в запахе не успел толком тронуть воздуха и зацепить чужих рецепторов, как сигарета была небрежно потушена и, не чадившая более тускневшим пеплом, свесилась в расслабленной руке к полу - мужчина засыпал. Но ему хватило ума на простую технику безопасности перед тем, как выдохнуть и обвести губы кончиком языка, прикрыть веки поплотнее и напоследок с неприкрытой, почти неприличной из-за разницы с предыдущими действиями нежностью скользяще коснуться кончиками пальцев спины и убрать ладонь.

Тихо и тихо, но это же надо было кому-нибудь обязательно заворочаться и нещадно сломать весь кайф. Повозиться, побурчать и обязательно совершить пару тычков в его сторону. Что ж, теперь сон Алекса был прерван, а когда был потревожен его чувствительный орган, то губы, ответствуя, приоткрылись, испуская не то полувздох, не то полустон. Ощутимо цапнув себя за губу, Алекс приоткрыл глаза так, чтоб видеть все и при всем при том остаться незамеченным. Удачно, вполне удачно. Сначала незамысловатая слежка за передвижениями нагловатого блондина, после напряжение слуха для дополнения видимой картины звуками.

В ванной последний завис надолго, по-видимому, со всем тщанием оттирая от себя следы их бурной и стихийной, не спланированной ничем физической любви. Похоже на то, что он хотел стереть с себя все - от самых пошлых меток типа смазки и спермы до самых простых и ощутимых скорее на духовном уровне, чем на физическом легких поцелуев, укусов, путей дыхания на коже. Прикрыв глаза, Лартер на считанные секунды представлял Марбла там, яростно трущего свою кожу, а втайне думающего о том, как же он здорово провел время. Сам же брюнет чувствовал себя свежим и на редкость отдохнувшим, его посещали исключительно положительные ассоциации. Через некоторое время Мило все же изволил вернуться, немного рассеянный и раздраженный и, похоже, озадаченный поиском собственной одежды. Бинго! Сползшая постель в этом поиске ему товарищем не была, за что Алекс мысленно поблагодарил Провидение и расхлябанную обстановку. Когда Марбл совсем увлекся разрыванием залежей, брюнет уличил момент и цепко ухватил его за запястье, параллельно поднимаясь с постели. Жестом в сторону он словно бы говорил "Оставь, все потом" и ненавязчиво, но бесцеремонно потянул за собой, не терпящим возражения, одновременно мягким и чарующим тоном произнес негромко:

- Сначала выпьем кофе..., - едва заметно улыбнувшись, Лартер поймал его взгляд светлыми и чистыми, как проспект после дождя серыми глазами с голубым кусочком неба, подернутым зеленой пеленой скрывающей его листвы. Да, цвет глаз, как и прежде, с налету было не выяснить, а это оружие - его голос - работало на медленное и верное поражение, затекая сквозь уши в мозг и заполняя весь организм. Руки вверх. Сопротивление бесполезно. Вы имеете право хранить молчание, так как все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката. А еще на кофе с Алексом Лартером.

- Ага-ага, попался., - коротко резюмировал Лартер в ответ на широко распахнутые в удивлении и минутной прострации глаза блондина. Наверняка в нем сейчас царили смешанные чувства, в большинстве своем вообще отключенные от причинных тем. А рефлекс сжатия простыни внизу живота позабавил и немного возбудил.

- Ах, какой живой вечеорк и сладкая ночка..., - но ночь еще продолжалась и куда же в такое время собирался направить свои стопы господин политический деятель? Загадка, поистине загадка. Сейчас такие финты ушами были, по меньшей мере, нецелесообразны.

- Ну не кофе, чай - не важно, главное, тебе попить надо, голос подсел., - без стеснения, мало того, с малой, но все же долей озабоченности выдал Алекс, ныне искренне радея за голос парня, которому, быть может, еще по долгу службы придется выкрикивать целые прозаические произведения в матюкальник или заглушать резким словцом жужжание роя напыщенных республиканцев и демократов в Конгрессе. А вот то, что он имел неосторожность выпалить дальше... многое объясняло. По крайней мере, теперь Алекс мог достаточно живо представить, что же случилось аккурат после того, как он имел счастье удалиться из кабинета. Кто бы мог подумать, что сумбурная беседа могла привести к такому шикарному вечеру и ночи и посиделкам на кухне в оставшуюся часть темного времени суток.

- Рубашка? Да не вопрос. Правда, она по-любому мятая. Если что, одолжу что-нибудь свое. Да, у меня есть и НОРМАЛЬНЫЕ вещи., - как бы предсказывая каждую мысль в последовательном потоке блондина, вещал Лартер. Он вцепился в запястье с завидным упорством, но не надавливая на него. Отлучился же он лишь затем, чтобы отрыть в злополучной куче изрядно помятую рубашку Мило и любезно протянуть ему все с той же мягкой полуулыбкой.

- Вот. Слушай, но многого предложить тебе не могу, но пошарься в холодильнике на кухне, там вроде кусочек бифштекса оставался. И там же это возьмешь..., - брюнет неопределенно замахал рукой, направляясь в сторону ванной комнаты - печенье... ну, или чего там с сиропом-то? Не мясо, конечно, по с небольшим кусочком потянет. Наверху в шкафу чай - выбирай., - когда пространно было брошено последнее, дверь уже захлопывалась. А ведь было, из чего выбирать: несколько сортов красного, черного, зеленого и даже белого(!!!) чая - все к вашим услугам.

Почему-то брюнет был более, чем уверен, что Мило при любом раскладе предпочтет собственную одежду и от этого было даже немного и необъяснимо жаль. Странное чувство, которое Лартер старался смыть под упругими струями душевой воды, змейками бегущей по коже вместе со следами бурной любви, остатками усталости и менее властными чувствами, которые поток мог запросто унести. Вытерся насухо, не разыскивая халатов или чего-либо еще просто натянул на голое тело джинсы попроще и отправился на кухню - приглядеть за гостем. Что-то подсказывало, что оставить его одного было не совсем удачной идеей. Вернее, совсем неудачной. Он вполне мог окунуться в размышления того или иного не особенно радостного порядка, учитывая то, что кушать-то было в общем нечего и это могло стать для блондина дополнительной статьей безмерного огорчения. Однако, увидев его пребывающим так же, как и он, в странном состоянии, решительно приблизился к нему, мимолетно и мягко касаясь пальцами подбородка не только с целью привлечь его взгляд старательно ловил последний, чтобы хоть как-то поправить складывающийся действительный мрак.

- Да, пожалуй. Не так часто я и живу здесь для вылазок., - Алекс попытался вспомнить, сколько же он тут живет. Ну явно не больше месяца, пожалуй. Так чему же удивляться, раз единственной лептой, вносимой Алексом в их общий с Лексом трапезный стол было пиво. И тут же прицепом следующее размышление о том, сколько же еды осталось в городской квартире, сколько уже испортилось так, что даже плесени в пишу для употребления не пригодно, а сколько осталось в почти первозданном виде и можно ли все или хотя бы часть этого съесть. Но сейчас, как ни странно для кухни, еда на первом плане не была.

Саднящее чувство одиночествa, пробудившееся у кого-то из них в этот час першило в горле, а кожу мимолетно даже обжег какой-то лихорадочный, в действительности болезненный жар. Блондин прилегал к нему с телом то и время, вызывая вполне нормальные и от этого не менее ожидаемые реакции принятия; выдержки едва хватало, чтоб наблюдать за ним движение за движением, но не трогать и пальцем. Он будто безмолвно просил, а его просьбы склонны были с каждым новым прикосновением быть удовлетворенными.

- Тоже черного хочу., - проронил Алекс тихо, а вот дальше пошло то, чего он никак не ожидал, но в силу не своего характера, а характера Марбла. И все же он чисто по инерции, не обнаруживая никаких резонных мотиваций обвил его талию ласковыми, как сам их обладатель, руками, прижимая еще ближе. Его губы прильнули к уголку губ Мило, где кончик языка шустрым движением слизнул злополучный конфитюр. Чувство уединения в этот момент не сравнимо было ни с чем на Свете, даже с другими чувствами других уединений. Он сам не знал, для чего ему теперь эти губы, руки, но когда ему так беззаветно и открыто вверили себя, он просто не мог отозваться иначе, потому что дело здесь было далеко не за разумными причинами.

Лартер между делом оглядывал блондина, зачехлившего только что глаза веками, обратив внимание на его умиротворенный и в какой-то мере беззащитный вид. Он был безумно трогателен, непривычен и тепло его тела доставляло в первую очередь высокое эстетическое удовольствие, как и ощущение плавных строгих изгибов под пальцами. Титаническое спокойствие, какое бывает лишь при созерцательной красоте, приводило в гармонию рассудок и чувства, увлекая размышления в приятное и немного отвлеченное русло, доводя до того, что выводом и рассудка, и чувства как таковых, так и слитых воедино было одно ненавязчивое и простое, в другое время и вовсе настораживающее желание - постоять так еще. И еще, и еще...

Лартер любовался предоставленной ему красотой, изредка отвлекаясь на короткую, наполненную вопросами беседу.

- К чаю должно быть. Поглядим сейчас, тут не все и не всегда в одном месте лежит. А вино да, в гостиной., - непринужденным кивком головы в направлении упомянутой комнаты заверил брюнет, продолжавший с жадностью цепляться за каждую черточку лица, пальцами изучать тело, постепенно сползая ими вниз - в частности, от такого сладкого невыносимо рефлекса, как сильнейшее прижатие тела к телу до тактильного ощущения физиологических особенностей рельефа другого.

- Есть конечно. Хочешь сменить?..., - бросив взгляд на чуть задравшуюся под пальцами мятую рубашку, он про себя не без гордости отметил его сексуальность в данный момент и модельную внешность, которая только и работала, что на сексуальный призыв. Сокровище партии, не иначе.

- Ну тогда что-нибудь сейчас придумаем., - проницательно прищурившись, заверил брюнет, боковым зрением приглядывая и заостряя внимание на остальной комнате, до того совершенно неинтересной. Он будто предчувствовал, что сейчас пойдут вопросы, прямо или косвенно связанные с обстановкой, а скорее с дислокацией еды среди этого организованного нелинейного порядка. Впрочем, кухня их была симбиозом олицетворения порядка в творческом и более адекватном для большинства людей деловом смыслах. Вполне удачным симбиозом, надо сказать. У каждой вещи было свое место, пусть порой и весьма неожиданное... Но все же. Согласитесь, это лучше, чем прятать пирожные между диванными подушками.

- Пошарю, конечно. Мне и самому интересно, что я успел за свое пребывание здесь натащить. А учтя то, что выбор покупок-подарков-чего угодно иногда совсем логике не поддается, думаю, здесь и не только какао найдется, если хорошенько прошерстить. Скорее всего не по прямому назначению оно использовалось., - справедливо рассудил он, припоминая манию экспериментировать с покупными продуктами, на первый взгляд вполне готовыми к употреблению. А если они предполагали своей незаконченностью какие-либо вариации, так вообще пиши - "пропало".

- Ну накрайняк столовая.  Время для визитов позднее, но плевать., - цокнув языком, с легком подъемом интонации закончил Лартер, будто сейчас махнет рукой в привычным "а ну его на...". Марбл же вел себя время от времени откровенно беззаботно, что не столько удивило, сколько в первую очередь обрадовало, а потом лишь насторожило, и то ненадолго.

- Личная выгода, игрушки и прочие подсиживания оставим на потом. Хотя бы до утра.

- Так, ну ладно..., - постепенно, как бы нехотя опуская руки с талии он дал понять, что сейчас ему предстоит двинуться в сторону комнаты ради поисков халата. Зацепив боковым зрением сжавшиеся на предплечье пальцы, с удивлением понял, как что-то не то вздрогнуло, не то екнуло внутри, искренне сбито с толку констатируя: - Как крепко...

Халат оказался на удивление предсказуем, когда обнаружился на привычном и обыденном местечке в полке шкафчика ванной комнаты. Алекс уже было настроился на длительные и кропотливые поиски пропавшего без вести махрового элемента повседневного туалета, но как бы не так! Он практически сам себя обнаружил.

- Тоже мне, халат в ванной разведчика..., - с ухмылкой про себя подметил Лартер. В точности же он не знал, кому из двоих обитателей сей жилплощади принадлежал этот халат, ибо внешне они были совершенно одинаковыми и на первый взгляд неотличимыми друг от друга. В принципе, сейчас этот фактор был последним интересующим брюнета. Первым и единственным было само его наличие. Ныне он не заморачивался, так как большая часть его времени приходилась все же на городскую квартиру, а вот там-то уже были халаты на любой вкус - и даже эти, вульгарные, шелковые, с налетом аристократической пошлости, как казалось брюнету, но все же чертовски сексуальные. Хотя, если подумать, где-то здесь тоже такой был.

Проходя обратно на кухню, он быстрым движением пальцев сцапал с журнального столика еще в гостиной мобильный и спешно, но без лишнего шума и пыли запихал его в задний карман джинс. Он вообще любил складывать все именно в задние карманы. Но самым-самым большим его предпочтением в том, как же эти карманы занять, все же были чьи-то - разумеется, не его собственные - руки. На ходу расправив халат, он подкрался к увлеченному не то готовкой, не то колдовством блондину и закутал его плечи в мягкую и ворсистую махровую ткань. Движение было непринужденным и не раздражающим, но все же привлекающим внимание к агенсу действия. Алекс только присвистнул, окинув взглядом поле бурной деятельности Мило.

- Фью-ю-ю... Да вы только посмотрите, в нас еще повар погибает!, - медленно втопив пальцы в плечи через мягкий материал, констатировал он.

Да, разготавливать он умел. Кто-то делает много шума из ничего, а этот поистине уникальный служитель мраморных кабинетов делает блюдо из ничего. Чем дальше, тем больше шокирующих или не очень фактов всплывало на поверхность из глубины этой скрытной, но на поверку весьма доверчивой и нежной души. Честно говоря, градус же нежности и доверчивости еще предстояло выяснить, но высокое содержание этого наравне с подозрительностью и педантичностью было налицо. Он был таким приятным домашним существом в просторном теплом халате за кулинарными опытами, что незаметно для самого себя уже длительное время украдкой улыбающийся Алекс думал, какой было бы уже только для глаза усладой наблюдать такое каждое утро на твоей кухне. Пусть сейчас не утро и кухня не совсем его, но сцена более, чем идиллическая.

- Но к чему такие старания? Почему он сразу не отпустил меня в столовую и в данный момент собирается обойтись без нее? Неужели?..., - единственно правильная мысль, приведшая его рассудок к несколько деструктивному состоянию заключалась в том, что он САМ хочет Алекса к себе ближе и настолько, насколько только возможно дольше оставаться с ним. Такой вывод, пусть и очень абстрактный и не известный наверняка, польстил брюнету, потянувшемуся и захватившему предложенный сухарик в свой плен одними губами. Руки, неверные руки опередили рассудок и снова на автомате обвили талию, продлевая очередное мгновение приятной, какой-то по-домашнему уютной близости.

- Полезные знания. И вдохновение интригует. Очень. М-м-м... И часто ты кому готовил?, - Лартер припоминал, что далеко не все попадали сюда странными и запутанными способами, как он сам, а проходили более обыденный и рутинный путь через учебные заведения подобающей специализации. В действительности он уже не помнил сам, как и когда сюда попал, а может, более важные вещи на время вытеснили на периферию разума менее необходимую для данного промежутка времени информацию.

- Академия? Что там делал такой цветок..., - незаметно для себя озвучил свои мысли брюнет, оценивая весьма не дурной вкус любезно предложенного ранее кулинарного изыска.

- Раскомандовался. Но тебе повезло, ты отхватил джекпот, потому что тут я полностью с тобой согласен., - оставив на шее обжигающий, но нежный след поцелуя, мужчина снова лишил оппонента уже таких уютных и нужных объятий. Почему все так?... Такая ненаигранная легкость, как если бы они спали уже годы и не только из-за сходства во вкусах, и каждый раз он бы так готовил завтрак или поздний ужин, - когда как - а другой выпускал бы его из рук только по необходимости. И сейчас была одна из таких - он неторопливым неслышным шагом направился в комнату для наведения в последней порядка.

У парня было искреннее рвение к готовке, что Алекс мог расценить это лишь как выдающийся бонус к примечательной яркой внешности, хорошей фигуре, стройным ногам, звучному голосу и острому язычку, причем остроту последнего можно было оценить без кабинета и попадания на "ковер". Свою же внешность, привлекательность которой была доказанным фактом, в сравнении с Марблом он нашел бы скорее "экзотикой", чем претензией на нетленную классику в исполнении черт лица Мило. Он все еще продолжал заниматься чем-то на кухне, пока Алекс стащил оскверненное содомитским прелюбодеянием покрывало и без промедления затолкал в стиральную машину, зная более, чем наверняка, что ткани ничего не будет, иначе бы он не разорился на подобный элемент декора.

- Так-так, интересно, о чем он думает, пока готовит?, - сам же Алекс был поглощен поисками другого покрывала, найденного за шторами на подоконнике. Да,подоконник был достаточно широк, чтобы свободно и гостепримно вместить двух человек-то точно. Видимо, в последний раз, когда он, попирая сверкающей от страз пятой точкой гладкую пластиковую поверхность, думал об великих и ужасных отвлеченных вещах, то и забыл несчастное здесь. Забрав его, он предварительно перетряхнул и расправил оставшуюся часть постели и только потом, не поскупившись на толику щепетильности, идеально ровно все застелил. Этот покров был заметно светлее предыдущего, неся в своей основе голубой, но ускользая от взгляда и переливаясь цветами ближайшего спектра, вводя в заблуждение. Лартер растянулся справа, однако, не посягая на возможность поспевающего молодого человека устроиться поудобнее.

- Кактус, говоришь? Ну не знаю, посмотрим. Шипы-то более колки, чем колючки., - как бы между прочим заметил он, не то давая намек, не то элементарно путая.

- Не зря именно мужчины снискали в мире славу лучших поваров., - это Лартер знал не по наслышке. А что же тогда женщина? Повседневная рутина, закрепленная в веках. Мужчина же все умел превратить в высокий класс, поэтому кто же может знать, вдруг ваш бессовестно лежащий на диване денно и нощно супруг - прекрасный кулинар! Он снова взглянул на вошедшего и глаз уже с него не сводил.

- Караганских? В каких отвлеченных делах ты можешь быть просвещен, однако... Не исключаю., - провожая постепенно проявляющимся жадным тусклым блеском глаз, парировал Алекс. Сравнение привлекло внимание хотя бы потому, что о подобном определяемом для шпилек он слышал впервые, что только больше и увлекло. Чем дальше, тем интереснее, - того и гляди, еще что новенькое узнает. А может, даже и о злополучном Викиликс чего узнает. По сути ему нужно было только подтвердить или опровергнуть одно своё предположение, построенное на вынесенных еще из уроков философии знаниях. Современная власть не способна управлять, она - лишь вырождение прошлых эпох. Раньше власти старались скрыть скандал, ныне стараются его обнародовать. Борьба на публику с большими страшными врагами, надутыми собственным гелием. Ведь даже от пресловутого терроризма погибает намного меньше людей, чем в авариях, от болезней и несчастных случаев. А весь Пентагон от угла и до угла - большая сила борьбы с ветряными мельницами. Латная перчатка государства-параноика. И кому лучше знать, как не политикам, как она шевелит пальцами. Правда, это не сейчас. Меньше всего Алексу хотелось напрасно или не очень подозревать Мило. Единственные игры, что он хотел затевать, были именно с этим миловидным товарищем и явно не характеризовались, как политические.

- Ах... Чем больше и глубже колешь тебя, тем больше от этого удовольствия. Думаю, этого отрицать ты не станешь., - спешно облизав губы, только что растянувшиеся в довольной улыбке, проговорил Алекс, понижая голос до шепота и чуть прикрывая веки. Терпения ему, разумеется, было не занимать, но если в деле очевидного резона для него не было, то заводился он с полуоборота и не знал, беда это его или награда. А тут еще этот блондин рядом, услужливо подающий горячий глинтвейн... Боже, храни короля. Стоп, не тот гимн.

- С тобой? Ты очень чувственен, красив, ласков... И этот голос, м-м-м..., - брюнет следил за сменой положения блондина в пространстве и, отпив солидную часть из бокала, склонился над ним, губами тронул ушко, а пальцами чуть сжал плечом, словно бы мотивируя, - А теперь подумай... Мне рассказать или показать, КАК ты понравился мне?, - шепча уже совсем соблазнительно и вкрадчиво, совсем как тогда, в самом начале ИХ ночи, поинтересовался Алекс, касаясь на излете речи и дыхания шеи губами совсем немного, поддразнивая и без того высокую чувствительность собеседника.

- Вопрос о том, пришелся ли я тебе по вкусу важен так же, едва ли не важнее... Ведь ты в таком повороте дел не искушен. Был.

- Да, но схватил все на лету, очень быстро. Очень... Теперь и сам можешь кого угодно искусить., - плавно промурлыкал Лартер над ухом, все ближе прислоняясь к нему, сдерживаясь скорее для последнего и весьма условного между ними приличия. Руки уже спускались по изгибам тела, обводя их с нескрываемой дрожью адского выжигающего все внутри вожделения в кончиках пальцев. И вот ладони дразняще непреклонно затаились внизу животa, время от времени поглаживая. Шепот на ушко явно прибавлял в градусах. 451 градус по Фаренгейту? Забудьте. Слишком холодно для этой, если можно выразиться так, парочки.

Он улавливал каждую его реакцию, впитываемую теплевшей до горячки кожей, не скрываемой ничем сейчас. Пока руки сползали с плеч до живота, они эти самые плечи, как и часть спины обнажили, чем воспользовался едва сдерживавшийся Лартер. Кончик языка тронул загривок, и дальше бессовестно раздразнивая, пробуждая чувственность блондина, с который ее обладатель сейчас вступил в тяжелейшее противоборство.

- У-у-у..., - чуть надув губы, в своей сексуальной мелодичной манере нараспев протянул энтузиаст - Соблазню еще раз и без этого, если, конечно, твои вкусы в трезвости не слишком радикальны. Но если б ты не желал, ты бы не дался хоть каким..., - Алекс пока еще мог размышлять резонно, только не хотел, о чем недвусмысленно говорил его голос, жар кожи, губы и руки. Всего лишь пара слов и легкий жест, а его уже так здорово распирало, что он начинал негодовать, что ведется так легко на, возможно, умело расставленные провокации. Хотелось не зацикливаться на всей этой подозрительности и просто полагать, что основаны эти провокации на ответной симпатии, привлекательности, желании.

- Кр-р-расавчик..., - раскатисто произнес Алекс, спуская руки ниже и потихоньку время от времени поглаживая чувствительную зону пальцами, сбивая весь мыслительный центр Марбла именно туда, - Я тоже не отбойный молоток и, кроме как вколачивать, думаю кое-о-чем еще... И знаешь, если наши желания совпадут, то будет еще слаще. Без секса..., - последнее слово прозвучало, как щелчок и шипение открывшейся бутылки свеженького пивка, только слишком уж сексапильно для такого примитивного напитка. А дальше зазвучало совсем не похожее по характеру на сказанное выше нечто:

- Соблазню я тебя или нет... Хочешь ты меня или не хочешь... Я не хочу тебя терять. А ты... Хочешь меня?, - фразы произносились с особенным тактом, как музыка, в которой, неведомо для ее написавшего в середине прозвучала минорная нота.